МЫ ИЗ АРКТИКИ — ПУТЕВОЕ НЕПУТЁВОЕ

27 февраля 2020 г. на экраны, пока в закрытом показе, выходит фильм Веры Вакуловой «Мы из Арктики», съёмки которого прошли летом 2018 г. документальный фильм рассказывает о научно-экспедиционном судне «Михаил Сомов»*, команда которого отвечает за снабжение полярных станций и научно-исследовательские работы в Арктике. фильм про людей, про судьбы, за которыми так интересно наблюдать: про эту альтернативную жизнь расскажут разве что режиссёры и операторы, самоотверженно отправляющиеся на два месяца (и дольше) в Арктику, чтобы потом показать и рассказать захватывающие истории. а затем Арктика становится и их домом.

с Верой мы дружим давно. я восхищаюсь тем, что она делает. каждый раз, когда она возвращается из очередной экспедиции, мы садимся на её кухне и часов до четырёх утра разговариваем без остановки. или созваниваемся часа на два, чтобы обсудить какие-то детали. или вот моё любимое: «Маша, угадай, откуда я тебе звоню? с Таймыра!».
истории, которые мне хочется записывать. что я и делаю.

* cудно «Михаил Сомов» — дизель-электроход, проходящий во льдах толщиной до 70 см. назван в честь советского исследователя Арктики М.М. Сомова. в настоящее время «Сомов» ежегодно проводит два завозных рейса (оба в летнюю навигацию), доставляя на научные станции и пограничные заставы в Арктике необходимые припасы, оборудование, топливо и людей, а также ведёт исследования арктических льдов. другие суда сюда не ходят. у «Сомова» есть чётко рассчитанный маршрут с одними и теми же высадками. находится в эксплуатации у Северного межрегионального территориального управления Федеральной службы по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды.

Рейс «Михаила Сомова», 62 дня, лето 2018 г.

НА ШТЕМПЕЛЕ — ЗФИ

— как возникла идея этого фильма?

мы с тобой уже не первый раз общаемся, поэтому начну с того, что вернусь к нашим знакомым оленеводам*. Север — это та территория, на которую хочется возвращаться снова и снова. если человек полюбил Север — то это либо любовь на всю жизнь, либо она не складывается совсем. я дошла до края Земли в Канинской тундре и захотелось посмотреть, а что там дальше? а впереди ЗФИ**. хотелось увидеть, что там за морями, как выглядит мир под названием «Арктика», про который вокруг так восторженно рассказывают. думала, что поеду с РГО или National Geographic, а получилось с метеорологами. я предложила Росгидромету снять документальный фильм про работу их сотрудников в условиях Крайнего Севера.

— т.е. получился такой win-win?

предложив съёмки, я не совсем понимала, о ком и о чём будет фильм. дело в том, что пока ты не окажешься в полях, ты не узнаешь, с чем ты связываешься. вся первая неделя на судне была погружением в атмосферу. если до посадки я размышляла, кто у меня будет главным героем, кто второстепенным, то через некоторое время в пути стало ясно: этот фильм не про какого-то конкретного человека, это история про людей, про их выбор профессии. я не встречала ни одного человека, который бы повторился своей заинтересованностью Севером — у каждого своя личная мотивация. на «Сомове» работают и матросы в море, и пилоты в небе, и метеорологи на земле. это абсолютно разные сферы, на первый взгляд, никак не связанные, а на самом деле — люди делают единую, важную работу, которая необходима всем нам на Большой Земле.

— был мандраж от того, что ты первооткрыватель, лично взявший на себя ответственность и инициативу сделать историю о том, о чём ещё не говорили, в местах, где до сих пор мало кто побывал?

да! интересно было всё и сразу, невероятно большой поток информации. каждый день новые места, высадки, люди, незнакомая среда. хотелось урвать как можно больше, ведь не факт, что ты когда-нибудь снова там окажешься.

— ты поехала одна или была команда?

одна. конечно, в такие проекты надо собираться большой съёмочной группой, но я была и режиссёром, и оператором, и звукорежиссёром, и журналистом и пр. приходилось держать в голове всё и сразу: ты думаешь и о сюжете, и о том, как ты будешь разговаривать с людьми. а высадки могут быть каждый день, а на каждой высадке — новые люди.

— то, что ты — девушка, как-то сказывалось?

честно: поначалу переживала! получив разрешение на участие в экспедиции, поверить не могла, что, да, я еду! точно еду — можно вещи собирать. начала смотреть карту: ну куда я лезу? это же так серьёзно, так масштабно, а я боялась этих масштабов. но все эти переживания были напрасны. ко мне относились с большим уважением, поддержкой, заботой. если ты выбрал работу в таких условиях, ты заведомо рассчитываешь только на себя, поэтому, когда тебе помогают — это вдвойне приятно. как только зашла на борт «Сомова», мне показалось, что я дома. внутренняя суета, все при деле, это сразу подкупает, даже когда ты ещё не в коллективе. я сильно испугалась, когда мы отшвартовались, расстояние от берега всё увеличивалось, снизу (а я высоко) вода. и ты чётко понимаешь — вот, это твой дом на ближайшие два месяца.

— какая атмосфера царит на судне? с трудом себе представляю, как люди выдерживают в ограниченном пространстве два с лишним месяца посреди кажущегося безграничным океана. какая-то клаустрофобия наизнанку.

самое важное — тебе всегда нужно держать хорошее настроение, дарить людям позитив, иначе без него там будет очень тяжело. есть даже такое негласное правило: всё отрицательное оставлять при себе. ты не должен показывать свою грусть, печаль, раздражённость. люди, которые работают в подобных условиях, стараются заряжать друг друга.

— коллектив слаженный?

в такой работе очень важны взаимопонимание и взаимоуважение: тяжело всем, работа сложная и важная у всех. многие работы выполняются не только на судне, но и на берегу. на «Сомове», можно сказать, работает два экипажа: моряки и авиационный отряд. я впервые видела, как вертолёт садится на судно — надо быть суперпрофессионалами своего дела. бортмеханик на вертолёте должен следить, как в полёте ведёт себя подвеска, на которую закреплён контейнер с грузом. капитан судна всегда старается подойти на так называемое «короткое плечо», т.е. максимально близко к берегу, чтобы пилотам было удобнее перебросить груз, а в результате быстрее выполняется общая работа. мне иногда казалось, что судно прямо у берега «парковалось». профессионализм во всём! работа идёт вахтами: часть бригады работает днём, часть ночью. я видела людей, которые во всех ситуациях стараются друг друга поддерживать.

— а вдали от дома тяжело?

два месяца — это достаточно большой срок: люди начинают скучать по дому, по родным. и спасибо, что была связь, можно было позвонить на судно, 3-5 минут поговорить со своими. люди делятся семейными фотографиями из телефонов. а ты смотришь и заодно начинаешь вспоминать своих близких. ценность семьи возрастает в разы.

* Вера ссылается на экспедицию 2017 г. в Канинскую тундру, где она снимала свой фильм «Дорога Трёх Миров» про жизнь оленеводов-кочевников. по активной ссылке наше прошлое интервью, а также ссылка на сам фильм — посмотрите, идёт всего 25 мин., не пожалеете.

** ЗФИ — Земля Франца-Иосифа, архипелаг в Северном Ледовитом океане.

Фото: Вера Вакулова

Фото: Андрей Паршин

Фото: Вера Вакулова

БЫТЬ ЧАСТЬЮ ЭТОГО ВСЕГО

— помнишь фильм «Как я провёл этим летом»? я вот его сразу представляю в голове: антураж, обстановку, работы…

на самом деле фильм не совсем передаёт действительность. там есть соответствующая картинка, но нет погружения в профессию. я метеостанцию увидела немного по-другому. никто не тратит ни минуты зря, иногда бегом выполняя работы. живя там, необходимо, чтобы у тебя всегда был занят мозг — чтобы не сходить с ума, особенно в период полярной ночи. тем более, ты находишься в замкнутом пространстве с одними и теми же людьми. в свободное время женщины часто начинают вышивать, вязать, собирать мозаику, а мужчины — что-то ремонтировать. несмотря на то, что люди приезжают сюда временно, они стараются облагородить свой дом.

— надолго приезжают?

в среднем, люди уходят на станцию на два года, и только потом в отпуск, например. работа очень тяжёлая, ответственная, в ней крайне важна дисциплина. и она там очень жёсткая и вдохновляющая: когда ты смотришь на то, как всё слаженно сделано, ты хочешь быть частью этого всего. показания, которые должны выдавать метеорологи, выдаются по срокам, в определённое время. неважно, есть на площадке медведь или нет медведя — надо подать точные данные.

— и на всех метеостанциях по пути кто-то живёт?

есть два типа метеостанций: где работают люди и где стоят только приборы, которые, фактически, автоматически выдают погоду. но, когда мы спрашивали метеорологов, может ли так случиться, что приборы заменят человека, они сказали, что, нет, потому что есть большой пул механической работы, которую делают люди. в обозримом будущем их работа не потеряет актуальность.

— не понимаю, а в чём человек может быть полезнее прибора в данном случае? если надо снять показания воздуха, это прекрасно может сделать датчик.

ну, возьмём облака — очень важный параметр для авиации. аппарат не определит высоту облаков, какая облачность, сколько ярусов облаков. а это очень важно, особенно, когда данные на станциях разнятся. вероятнее всего, это значит, что в этом месте будет образовываться циклон. а от него будет меняться погода. это я условно передаю свои размышления, на основании того, что видела сама. человек же не просто собирает данные, а сразу анализирует при передаче.

— ты постоянно делаешь акцент на том, что работа на станциях — очень ответственная. у меня складывается вывод, что, в целом, работа в Арктике важна для нашего государства, это всё контролируется, поддерживается…

…не только для государства, для мира в целом.

— да, но я пытаюсь уловить степень внимания к этому у нас в стране, в России.

смотри, вот те же самые наводнения, или работа авиации — это, фактически, отслеживание изменений климата. есть метеостанции с вековыми показателями, а по ним делается анализ. значимость таких данных колоссальная! благодаря им можно проанализировать процессы изменения климата.

— и в нашей стране этому уделяется должное внимание? поддержка работы «Сомова», снабжение и т.д., пусть даже сотрудники не живут в евро условиях.

честно говоря, если говорить об условиях, то, в какой-то степени, я бы даже хотела так пожить! Но я бы не решилась настолько долго. большинство станций в Арктике и на Крайнем Севере оснащены современными модульными домами, они прочные, уютные, со всеми необходимыми коммуникациями — как будто человек живёт в большой комфортной квартире. я вот иногда даже завидовала, что у меня дома на столе — максимум тарелка с супом, а у них — пицца, блины. вплоть до того, что «Сомов» обязательно встречают выпечкой. вот со связью там проблемы, интернет очень дорогой.

— а как он там вообще есть?

Плохо, Вконтакте особо не посидишь.

— а данные как передаются?

это другое, для передачи данных свой канал. интернет для личного пользования оплачивается самостоятельно. на некоторых станциях этот вопрос решён, на остальных всё сложно.

Фото: Вера Вакулова

ОСОБЕННОСТИ АРКТИЧЕСКИХ СЪЁМОК

— по фильму у меня сложилось впечатление, что какие-то моменты было очень сложно снимать. да и вообще было сложно!

вертолётные высадки совершались практически каждый день, а я боюсь летать! тут сразу, мало того, что надо летать постоянно, так ещё взлетать и садиться с ледокола. но пилоты очень помогли мне преодолеть страх: сидя в кабине, ты успокаиваешься, доверяя свою жизнь этим людям. для самих же пилотов очень часто были неблагоприятные условия. и ведь одно дело, когда ты сажаешь вертолёт на берег, а когда на судно? не промахнуться, не попасть в мачты — филигранная посадка должна быть, и никогда нельзя забывать о технике безопасности.

— а ледовая обстановка? как обстоит дело с айсбергами? у меня очень дилетантское представление о них.

«Михаил Сомов» может проходить льды толщиной до 70 см. судно знаменито своим 133-дневным дрейфом во льдах*. я даже спрашивала капитана, не может ли повториться подобное. айсберги, конечно есть, но в те широты «Сомов» не заходит, мы не видели большого количества айсбергов. больше напрягало другое: когда мы подошли к Карским воротам, то попали в ледовое поле. это когда лёд, ещё не успев растаять за весенне-летний период и разнестись в разные стороны, скучковывается и перекрывает судну путь. около 4-5 дней мы шли в довольно тяжёлом льду, что заметно замедляло ход судна, а значит, мы могли бы прийти не по расписанию. риска попасть в ледовый плен не было, просто затрудняло работу. и неприятно было ложиться спать под это шкрябание по бокам. а если ещё и задним ходом сдаём — значит, обходим льдину побольше. бывало, что и носом залезали на них. я до сих пор надеюсь, что нас не обманули, что это всё было не страшно. во льдах ещё холод, как в холодильнике.

— мёрзли?

лето в Арктике — совсем не то выживание в холоде, которое сразу представляется в голове. в тот рейс самая низкая температура была, кажется, 0 градусов. многое решает одежда: она должна быть тёплой и не продуваемой.

— техника не подводила?

оборудование приходилось беречь, чтобы просто-напросто не потерять его, я не была правильно подготовлена. например, не было гидромешков, а приходилось ведь делать высадки на лодке, которую заливает водой. спасала пропитка рюкзаков. запуская дрон в Арктике, никогда не знаешь, какой его полёт будет последним. полностью ручное управление, никакой надежды на связь со спутниками. а хуже всего то, что дрон летает на одной высоте с вертолётом. мы всегда согласовывали съёмку с пилотами, приходилось тщательно рассчитывать время. у меня был случай, когда дрон потерял управление, сажали вручную, полностью отключив все спутники. а там медведи ходят, нельзя уходить одной без охраны. были готовы, что останемся без техники, но сохранив свои жизни. флешки надо менять постоянно, чтобы спасти уже отснятый материал. при съёмках вертолёта надо подстраиваться под летящий с песком ветер, закрывать объективы, менять очень осторожно. условий, чтобы нормально почистить камеру, нет. ещё одна проблема для техники — влага. на улице работаешь в минусовых условиях, а в помещении +20 — сразу образуется конденсат. успеваешь хотя бы полотенцем снаружи вытереть, а потом сразу суёшь фотоаппарат в мешок с рисом.

— ты реально так делала?

да, после каждой съёмки. все смеялись, зато эффективно.

— хороший фидбек для разработчиков техники! XXI век на дворе, неужели нет аппаратуры, которая приспособлена для работы в таких условиях?

для умных людей есть два фотоаппарата! но мы живём в России, у нас по одному экземпляру. съёмки из кабины отдельная история. у бортмехаников есть специальные страховочные пояса, я такой тоже надевала.

— но камеру-то ты держишь своими руками!

когда мы снимали кадры, как забирают груз с судна, было весьма неприятно понимать, что ты висишь с камерой ниже вертолёта. это просто-напросто страшно! я представляла, что это просто картинка, убеждала себя смотреть в объектив, уговаривала саму себя. как смеялись над нами пилоты: «спасибо, что пол нам протёрли, не надо после вас убираться». а вообще, пилоты очень сильно помогали. например, мы пролетали над стаей белух, и нас спрашивали, насколько низко опуститься, чтобы было удобнее снять кадры: «15 метров вас устроит?»

— медведей на высадках много было?

предварительно у нас был целый инструктаж, как себя вести при встрече. но, опять-таки, одно дело, когда ты слышишь на словах, и другое — когда видишь в реальности. первого медведя я увидела в воде, серьёзно я поняла, что такое медведь, уже увидев на берегу. и они все проявляли очевидный интерес к нам. в такие моменты понимаешь, что не надо идти на рожон — ни один кадр не стоит твоей жизни, всегда надо здраво оценивать риски.

— а люди на станциях разговорчивые?

с точки зрения съёмок — полный сюрприз. каждый раз, когда ты высаживаешься, ты не знаешь, что тебя ждёт. время общения с людьми очень ограничено: они не знают тебя, ты не знаешь их. вот тут опять возвращаемся к тому, что всё должно начинаться с улыбки. к тому же, люди заняты своей работой, завязанной на «Сомове». но все находили на нас время, рассказывали о себе, было безумно интересно их слушать.

* в 1985 г. «Михаил Сомов» должен был обеспечить припасами и сотрудниками станцию «Русская» в Антарктиде. рейс задержался, и корабль попал во льды толщиной 3-4 м. главные новости страны — программа «Время» — начинались с информационной сводке о «Сомове». большую часть экипажа эвакуировали вертолётом на дежурившее в нескольких сотнях километров судно «Павел Корчагин». на «Сомове» осталась команда во главе с капитаном Валентином Родченко, а оставаться было опасно — слишком велик риск, что судно будет раздавлено льдами, но и надежда вырваться из ледового плена оставалась. руководил спасательной операцией Артур Чилингаров — тогда начальник Управления кадров и учебных заведений Госкомгидромета, а сейчас первый вице-президент Русского географического общества. спасали вертолётами, двумя ледоколами, везли топливо, спасательные суда штормило, теряли бочки с топливом, сами застряли во льдах. но спасли. через 133 дня. Чилингаров, Родченко и пилот Борис Лялин получили Героев Советского Союза. в 2016 г. по мотивам этого события был снят фильм «Ледокол». кстати, одним из участников спасательной операции был Виктор Гусев — в то время корреспондент ТАСС. собственно, с освещения хода спасательной операции и началась его карьера комментатора. после спасения «Сомова» его перевели в спортивную редакцию.
а капитан Родченко будет на премьере.

Фото: Вера Вакулова

Фото: Андрей Паршин

Фото: Вера Вакулова

КТО «МЫ»?

— о чём получился твой фильм? полагаю, что идея, которая зародилась изначально, довольно сильно трансформировалась в процессе, когда ты сама стала погружаться, проживать, наблюдать за людьми?

все фильмы, которые я делала до этого, не были полным метром. короткий метр сделать проще, он всегда ёмче, проще воспринимается зрителями, ведь люди всегда торопятся. а здесь сложнее: в фильме нет какого-то одного человека, который является главным героем. есть все люди, которые оказались в этой среде, и это и есть мой герой — человек в среде. я долго думала, кого оставить в кадре, пока занималась расшифровками текстов, кадрами. много слушала, пыталась понять, что их мотивирует. кто-то хочет доказать себе, что он может быть среди таких же отважных и смелых. кто-то хочет нарастить свой профессионализм. кто-то хочет перебраться из Арктики в Антарктику потом. а у кого-то просто была мечта доехать до Чукотки и побывать там, познать мир, какой он есть. кто-то считает, что помощник ему в этом — молодость. а кто-то, что вся сила в семье. нет ни одного человека, у кого эти цели совпали бы. был один человек, которого мы увидели на Ходоварихе, просто местный житель. и он единственный, кто принял Арктику как часть себя, и решил, что хочет здесь жить. все остальные находятся в поиске. поэтому у меня появилась идея рассказать о том, что мы — люди — всегда смотрим друг на друга, сравниваем поступки (со своими же), ведь человек ориентируется на человека. красивая природа и картинки — это здорово, но смотрим мы на людей. и возвращаемся мы тоже к людям, а красивая природа — это приятный бонус.

— почему ты возвращаешься на Север, в Арктику?

потому что я трачу там время только на себя, я нашла себя именно там. мне нужен горизонт. Все первооткрыватели всегда смотрели за горизонт, что там впереди. так и я смотрю за горизонт и всегда думаю о том, что дальше. а ещё хочется быть среди тех людей. в городе мы привыкли к динамике, к всплескам, где время решает всё. а там по-другому, люди даже ходят по-другому, время течёт по-другому. есть размеренность, и есть возможность увидеть перспективы шире. люди стремятся к большим городам, в этот ритм, не понимая, что они оставляют то, от чего и можно развиться. получается замкнутый круг. чтобы потом вернуться в город нужно время, а люди в белых футболках кажутся медведями.

— произнося «Мы из Арктики», ты можешь теперь сказать, что «мы» — это и ты тоже?

да, я уже давно там, я еду домой*.

* это интервью мы записали в августе 2019 г., накануне очередного рейса Веры в Арктику, теперь уже на 81 день.

Фото: Вера Вакулова