ПУТЕВОЕ НЕПУТЁВОЕ

А началось всё с вот этих самых лошадок. У каждого в жизни есть любимые «пунктики», для меня один из таких — мезенская (палащельская) роспись.
Архаичный орнамент, пронизанный крестьянской жизнью и символами природы.

Конечно, прялки. Прялка — культовый предмет, который мужчины рода дарили своим женщинам. Придумка, изготовление и роспись – всё одними руками.
Не буду останавливаться на сакральном смысле каждого этапа прядения. Не буду говорить подробно про символы. Это долго и для большинства нудно.
В одной мезенской прялке затаился целый мир: быта, традиций, фольклора, верований. В росписи обязательно содержатся знаки растений, земли, неба, воды, стихий, много коловоротов.
Расположение символов – это отображения в одной плоскости яви, нави и прави.

Если заинтересуетесь, обязательно просите показать тыльную сторону прялки. Роспись на лицевой стороне придерживается канонов, а вот обратная сторона хранит жизненные события.
Самые заметные герои росписи – конь (или олень) и уточка. Есть несколько толкований их изображения. Самая распространённая версия отсылает к культу Солнца: конь (олень) возносит Солнце на небосвод, а уточка прячет на ночь в воду. А есть версия, где конь – это проводник между живыми и мёртвыми, между людьми и их предками. А ещё образ коня связывают с ящером. А ящер-мезенозавр обитал по берегам Мезени, откуда и взялось само название.
И вот тут начинается моё любимое – переплетения: можно играться со словами «конь» и «дракон», «ящер» и «пращур»; можно вспомнить шаманские сэргэ-коновязи, а можно обратиться к фольклору. Читая исследования на тему, вернулась к ещё с детства волнующей меня мысли: как так, народы — ну очень разные, быт, языки, все дела. А сказки одинаковые! Вы же читали «Сказки народов мира» (немалое собрание книг в коричневых (у меня) переплётах)? Место действия отличается, а суть и, зачастую, имена героев – один в один. А ведь в сказках, былинах и прочих преданиях скрыто очень многое. Но развивая эту мысль здесь, очевидно, уйду в мало кому интересные дебри.

Я бы ничего этого не знала, если бы не книга Наины Величко, для меня ставшая отправной точкой: «В русской фольклорной традиции образ коня связан и с птицей.
«Птица-тройка», «кони залётные», «словно лебеди саночки» и т.п. А птица опять же связана с душами умерших. И былинный крылатый Змей Горыныч потому и Горыныч, что «горний», то есть – «высокий», небесный, крылатый змей. Такие связи всего со всем утверждали единосущную идею бытия». В книге много материала по теме с интереснейшей подачей.
Не зря, ну не просто так предки наши что-то на прялочке вырисовывали. В каждом завитке, в каждой точке заложено действо.
У меня вообще много мыслей на эту тему и складывающихся воедино паззлов, но вам и за то, что это текст осилили, – спасибо. Я не ищу знаки, я переплетаю факты, уж больно любопытно выходит.

Проехать много километров, чтобы практически не встретить то, зачем едешь, — это полезно. Потому что попутно всё равно получаешь разного интересного. И завидую каждому музею, у которого стоит в углу заветная прялка.
Много других росписей есть на наших необъятных просторах. И, пока не вымерла эта подлинная красота, я буду её изучать.

Вот я и вернулась к вновь всколыхнувшей теме. Знаете, после поездки мои выразили желание перечитать Пришвина, а я как паршивая овца в стаде захотела вернуться к лагерной тематике, хотя зарекалась вновь брать в руки ГУЛАГ.
Сложно писать. Если вы ничего не знаете по теме — вам краткая справка; если знаете — напоминание, храните ответственность, чтобы не повторилось; если знаете подробности — поймёте, как плюёшься ворошить эту грязь, залёгшую столь глубокими слоями.
Честно говоря, только оказавшись тут, я впервые поняла, что это всё было взаправду. Не где-то далеко, не с кем-то другим, не просто прочитано. И даже слёзы замирают внутри, если представить. Это невыкричанное «извините!», это растерянность, потому что за что извиняться лично мне? Но я видела фотографии тех людей в музеях, я читала книги, я слушала истории. Я боюсь, что скоро я снова буду думать, что это было где-то в другом месте.
В Пинежском районе, где мы проезжали, в известные времена был Кулойлаг, один из самых суровых по условиям в стране. В интернете достаточно информации на тему, я коротко: лесозаготовка, 10 часов рабочего дня, никакого обеда (собственно, вообще без еды по даже строго диетным меркам), почти без инструментов, дневная норма ~8 стволов (повалить, удалить корня-сучья, доволочь), летом комары (много? я в этих местах впервые надевала антикомариную сетку, убегала в машину и один раз просто не выходила из неё), зимой морозы, в одной и той же одежде (столько, сколько проносишь её; а потом в лохмотьях), на ногах автомобильные покрышки.
Умирали? Умирали. Про четвертованные трупы, наверное, не стоит подробностей. Фраза начальника охраны N: «Вас привезли сюда, чтобы удобрять северную землю» — не единична.

Меня давно мучает вопрос, кто те люди, которые шли в лагерную охрану, кто расстреливал людей, чьё мышление не соотносило заключённых с людьми как таковыми? Читая материалы, пока сформулирую так: нет, эти люди не были шизиками и убийцами, как мы можем рассуждать сегодня.
То была работа, которую надо было делать, зачастую выгодная; то было время, когда страна была нашпигована «врагами», когда подозрительность и недоверие (а местами, конечно, надежда на собственную выгоду), правили бал. Ведь ГУЛАГ — это не тюрьма, это исправительно-трудовой лагерь, система изоляции социально опасных правонарушителей.
Ещё сильнее мучает вопрос: как это всё сложилось аж на столько лет? Но на него нет у меня ответа.
Говорят, в тех краях дорожные работы вели: копнул бульдозерист — и поседел.
Земли, на которых никогда не было крепостного права, не выстояли против управленческой махины и идеалогического прессинга.

Не секрет, что в современной удалённой деревне (особенно в статусе неперспективной) живётся сильно иначе, чем в городе. Можно разудало или потихоньку спиваться, а можно жить по принципу «наши руки не для скуки».
Заезжали мы в деревню Каргомень, Пинежского района. «Окей, Гугл! Достопримечательности деревни Каргомень» выглядит примерно так: «Каргомень совершенно нет никаких достопримечательностей? Это, скорее всего, неправда. Просто никто ещё не написал об этом.»

Ну, как же! Вот, например, владения Сергея Крестовского.

Тут и пиратский корабль, и пальма, и рыцарский замок, и мельница, и мини-зоопарк (с розовым фламинго и сурикатами). Сам придумал, сам сделал. Детям да жителям окрестных деревень на радость.

К сожалению, постеснялась спросить, откуда д̶р̶о̶в̶и̶ш̶к̶и̶ материалы, а теперь мучаюсь сама, интересно.

Не проезжайте мимо, загляните, скромному хозяину будет приятно!

Карта Архангельской области пестрит разнообразными названиями, среди них много «гор»: Мелогора, Целегора, Чижгора, Погорелец и другие, и много «щелья»: Тимощелье, Долгощелье, Палащелье, Конещелье.
С горой всё сразу понятно (кроме, разве что, Погорельца), а «щелье» — это высокий обрывистый берег, каменистый или из глины; фотограф из меня неважный, поэтому вооооон он на фото.

Сначала мы долго привыкали, что в Архангельской области большая часть ударений в именах собственных на первый слог. Привыкли, добрались до заученной Мéзени, и узнали, что она Мезéнь.
Существующая ныне дорога до Мезéни была открыта в 2008 г. Т.е. ранее ты или едешь до города, когда нет распутицы, или летишь на АНе, когда есть распутица, а тебе очень надо.

Вот я собиралась удариться в это путешествие на майские прошлого года. А мне говорят: «у нас ледоход». Весна идёт, весне дорогу! А кто-то картошку сажать уже едет.
Распутица не только зимой: в летнее время на некоторых участках (километров эдак в 120) хозяйничают болота. Тут свои правила природы — район Крайнего Севера, 80 км до Полярного круга.
Дорога может появиться так:
а) болото пытаются засыпать. Основная сложность в том, что можно сыпать и сыпать, а оно всё как в болото.
б) зимой, в мороз, снимают весь болотистый слой, и только потом засыпают.
Асфальт представили, да? Забываем: перед вами будет ровнёхонькое грейдерное полотно (я столько новых слов за эту поездку узнала). Если перед вами будет ехать машина, то без вариантов – пылится, клубится. Вероятность этого «если» близка к нулю. Вообще, по этой дороге лучше ехать технически исправными и здоровыми, потому что связь тут не ловит, людей тоже трудно словить. Я не знаю, что, если что.

Мезéнь – пограничная зона. Наверное, одна из немногих, если не единственная, которая граничит как будто бы с нашим же государством. За Мезéнью Белое море (оно всё наше), потом много-много километров нашего Баренцева моря, и только потом территория Норвегии. Но есть приказ ФСБ, служба ведётся исправно: вышли из машины, не успели осмотреться, а уже познакомились с пограничником.

Я бы назвала город размеренным, по крайней мере, мне он таким показался. Не разморенная размеренность южан, а собранная северян. Краеведческий музей, обзорная экскурсия – всё по списку.

Из услышанного мне запала фраза про ветер: «как только родной подует, так и прохладно». Оказывается, в архангельских говорах ветер ассоциируется с семьёй. Северный – родной. И в гимне района:
Край суровый, приполярный –
Уголок земли родной.
Сердцу близкий и желанный,
Север-батюшка седой.

Тут можно было бы долго продолжать вариации на тему: «где родился, там и пригодился» и культивировать любовь к родному краю. Но обошлось.
Ну и, конечно, «учите матчасть» никто не отменял. Нет, я знала, что родина мезенской росписи не здесь, читала, что роспись почти умершая. Но мне надо было забраться за 1 480 км, чтобы убедиться в этом.
А на заглавном фото центр Мезéни.

Именно этой дорогой небольшие теплоходики ранее возили грузы в Мезень и Лешуконье. Возили да берега бортами задевали и перестали, потому что до Мезени сделали дорогу.
Место интересное, со своей историей. В совсем древние для нас времена здесь проходил волок: те самые бурлаки лес тянули на себе и суда перетаскивали из Кулоя в Пинегу (а город Пинега, получивший свой статус в 1780 г. указом Екатерины II, так и назывался Волок Пинежский). В 1926 – 1928 гг. зеками построен канал, остатки шлюза которого сохранились по сей день. Если смотреть на карту масштабно, то канал соединил бассейны Северной Двины и Мезени. Сейчас дороги к этому месту нет, но по координатам при большом желании пробраться можно.

Вам речке как речка. А у меня, видимо, генетическая память сработала, интересно стало: прадед был инженером Гидропроекта, под его руководством составлены гидрологические разделы таких проектов, как Волжская ГЭС, Цимлянская ГЭС, Волго-Донской канал, проект переброски стока северных рек в Волгу, гидроэлекстростанции на реках Иртыш, Ангаре, Енисее. Это не весь список (взяла те, что представляю, где это), я и с трудом понимаю, о чём эти слова.

Когда мы были в Вельске, в музее высказали интересную идею: делать выставки, которые через историю семьи передают историю страны. Я начала читать-узнавать, и уже не остановиться.

Чего только не встретишь в русских деревнях: и кладбище сельхоз техники, и брошенные дома, и ушедшие по крышу в землю избы.

Разруха как на фото — типичная картина северных деревень, по которым мы проехались. Так и соседствуют: несколько жилых домов среди постепенно разрушающихся. Увы, это то наследие, которое сейчас никому не нужно. «Ко всему-то подлец-человек привыкает!» — это сюда, к месту. Со стороны мне кажется, что я бы не смогла жить на этих останках, а если задуматься — ну и чего такого, куда деваться? Слушая про быт и уклад деревень, про поморов, понимаешь, что здесь, свободные от крепостного права, люди вполне неплохо жили. Работали много, да. Вести хозяйство для собственного блага — это не в компьютере целый день притомляться. Вести хозяйство на Севере — это труд, и трудились поколениями, и ведь умели! По размаху домов логично предположить, что совсем не бедны были поморы.

А сейчас — сами видите, что осталось. Навыки и умения туда же. Куда всё делось?

«Ради Бога не говорите, что работы нету! В деревне работа есть всегда – нет желания работать. Есть нежелание думать, как свою работу организовать так, чтобы кто-то купил твой продукт. В советское время приучили, что за тебя думает райком, директор колхоза, а тебе только надо отрабатывать трудодни и получать за это деньги. Сейчас приходится самому весь процесс продумывать – от заготовки кормов до сбыта. А сбыт без кооперации не получается. Поколения отучали от самостоятельного мышления и работы. Наверно, должно пройти не меньше времени, чтобы люди научились», — отец Алексей Жаровов, г. Мезень.

Повсеместно встречающиеся на Севере кресты – ещё одно открытие для меня.

Я видела сэргэ в Туве и на Байкале (это такие столбы с множеством навязанных разноцветных ленточек, около которых обязательно надо побурханить местным духам), но не знала, что в русской культуре есть нечто подобное.
На заглавном фото кимженский крест, поставленный в 1887 году. Несложно заметить, что вера в его чудодейственность сильна и по сей день. Место святое, намоленное, подобная энергетика всегда висит в воздухе, даже если вы совсем-совсем скептик, когда-нибудь да почувствуете.

Когда закончились гонения на церковь и стало возрождаться православие, но ещё не шли службы, жители окрестных деревень ходили сюда поклоняться. Отмечу, что крест был посещаем и в богоборческие времена. И это совсем не единичный пример: по Мезенскому краю стоят как старые, так и новые кресты.
Крест стоит на высоком берегу, вокруг живописный сосновый бор. Место для особо почитаемых крестов выбрано неслучайно: в древности здесь располагались языческие храмы или погребения. Крыша над крестом – так же языческий пережиток, как бы воспроизведение жилища живых.

Какую роль мог играть крест?
1)Навигационная: для поморов это был ориентир сторон света, а так же фарватер (безопасный судовой ход).
2)Обетная: крест устанавливался в благодарность за что-то (выжил в кораблекрушении и т.д.) или вслед просьбы о чём-то (выздоровление, хороший урожай и т.д.). Есть такая мезенская поговорка: «Кто на море не бывал, тот бога не маливал» — я смотрела достаточно фильмов про поморов, представила, пояснений не надо. Вкратце: рыбачить тяжело. А видите разные тряпочки, одежду? Это тоже исстари: вешали полотенца, отрезы ткани. Чем серьёзнее болезнь или опасность, тем длиннее отрез.
3)Надмогильная: память предков. Ведь Мезень уникальна тем, что на кладбищах не хоронили – прямо рядом с домом, на родной земле. В ряде деревень общие кладбища появились лишь в 20-е годы XX века, при советской власти.
4)Охранная: такие кресты ставились по обочинам и на перекрёстках. А охраняли духи предков. О, много разных историй, интересных до жути, можно вычитать в исследованиях.

Обычай, присущий древним славянам, в Мезени сохранился дольше всего. Почему именно здесь?

Нет однозначного ответа. Мне больше всего понравилось предположение, что христианство не отвечало крестьянскому мировоззрению, а суровые условия жизни ой, как нуждались в вере – вернулись к корням.

Большой семье – большой дом.
Сейчас не узнать, насколько действительно поморы любили трудиться или же просто «действовали по ситуации». Думается мне, что жили как заведено, не рефлексируя на тему. Природные условия суровые. Хозяйство надо было вести, чтобы кушать. Мужчины уходили на промыслы, женщины рулили домами, дети на подхвате.
А вот и типичный дом-двор мезенской постройки.

Цельные брёвна, под одной крышей всё: и жилые помещения (летний и зимний варианты), и хозяйственные (чтобы прочувствовать масштаб повети и хлева, надо оказаться внутри). Люди, скотина, и прочие необходимые для жизни разности (честно говоря, даже не очень представляю, какие) располагались в соседних помещениях. К стенам домов примыкали взвозы (местами эта конструкция сохранилась) такого размера, чтобы проехала лошадь с телегой.

Строилось частями, потому что, сами понимаете, долго, дорого. Почему ̶к̶о̶ш̶к̶а̶ ̶н̶а̶ ̶с̶т̶о̶л̶е̶ скот тоже в доме? Да потому что север: холодно. Дворовую часть зачастую строили первой, важность животинки очевидна, если побывать в северных деревнях: например, сразу бросается в глаза отсутствие плодовых деревьев (даже яблоки не растут), т.е. земледелие – не основной источник пропитания.

Отдельно ставились бани, сеновалы, погребы, амбары и прочие подсобные конструкции. В амбарах преимущественно хранилось зерно, а автономность постройки объяснятся пожарной безопасностью. Более того, продуманству (или знанию человеческой природы) наших предков нет предела – амбары ставились кучно, дабы не было поджогов.

Размах домов впечатляет, когда смотришь на них, понимаешь смысл фразы: «строили на века». Эта деревянная монументальность ещё многих переживёт.

Будучи в Кúмже, вы остановитесь в доме Нины Николаевны.

И о доме, и об очаровательной хозяйке (на фото) хочется сказать отдельно.

Нина Николаевна сама живёт в Архангельске, в Кúмжу приезжает в сезон – это до распутицы и после (т.е. когда под дорогам не проехать-не пройти). Уже много лет работает в сфере туризма, и, надо сказать, чертовски ей это удаётся. Участвует в выступлениях кимженского хора. Невероятно деятельная и энергичная женщина, прям заряжаешься от неё. А уж сколько знает разных историй и просто познавательных вещей. Готовит гостям сама, кормит вкусно, сытно, всё по-домашнему.

Вместе с братом Нина Николаевна купила этот дом в 2008 г., занялись обустройством. Первый этаж не восстановлен, «засыпан землёй», а вот второй – это самое искреннее «уиии!» для тех, кто любит краеведческие музеи. По всему дому в большом количестве живут самовары, буфеты, гобелены, посуда, предметы народных промыслов, коробы, сундуки, половики и прочая неведомая мне утварь да только не за перегородкой или стеклом, а всё в обстановке: можно потрогать, рассмотреть, пооткрывать. Лично я облазила и пофотографировала каждый угол. Расставлено довольно хаотично, без особой композиционной заморочки, но, знаете, получилось так уютно!

Дом самый настоящий – поморский, ему более ста лет. В нём две полноценных гостевых комнаты (одна из них на самом верху, где ранее располагалась светёлка), вытянутые сени, полати (на которых тоже можно спать), комната Нины Николаевны, совмещённая с кухней, и большое хозяйственное помещение, которое сейчас так же превращено в музей. Биотуалет и даже душевая кабина. Но всё же имейте в виду, что это именно деревенский дом.

Я немало езжу, где-то останавливаюсь в гостиницах, чаще бронирую Airbnb, но, определённо, дом Нины Николаевны – это одно из лучших мест, где мне доводилось гостить